forget-me-not
Выкладываю свой рассказ. Опять-таки - связных рассказов, полностью законченных не писала 10 лет.
Я убеждена, что с мертвой точки меня сдвинула работа с книгой Джулии.
Внимание! Текст об однополых отношениях, с эротикой, высокий рейтинг.
Никаких ужасов там нет, но если вы к такому непривычны, под кат лучше не заглядывать.
Да, а если вы прочитаете, то я попрошу вас ответить на один вопрос:
О чем, по-вашему, этот рассказ? Ну если будут какие-то мысли.
Критики, пожалуйста, не надо. Если захочется похвалить - не сдерживайте себя ))
Мне это очень нужно.
Текст в комментах.
Согласовано с модерами сообщества.
Легкость метаморфоз Дональда Стрейчи
Я убеждена, что с мертвой точки меня сдвинула работа с книгой Джулии.
Внимание! Текст об однополых отношениях, с эротикой, высокий рейтинг.
Никаких ужасов там нет, но если вы к такому непривычны, под кат лучше не заглядывать.
Да, а если вы прочитаете, то я попрошу вас ответить на один вопрос:
О чем, по-вашему, этот рассказ? Ну если будут какие-то мысли.
Критики, пожалуйста, не надо. Если захочется похвалить - не сдерживайте себя ))
Мне это очень нужно.
Текст в комментах.
Согласовано с модерами сообщества.
Легкость метаморфоз Дональда Стрейчи
-
-
29.11.2009 в 01:15Пейринг: Дональд Стрейчи/Тимоти Каллахан
Рейтинг: NC-17
Легкость метаморфоз Дональда Стрейчи
У этого члена был вежливый вид. Нельзя сказать, что Дональд Стрейчи водил знакомство с многими членами. Кроме собственного, это был третий. Однако, что это красивый член, можно было сказать сразу. И он не торчал нагло, как положено члену, просунутому в дырку в перегородке общественного туалета на Фуллфилл-стрит, но будто с достоинством предлагал себя отведать – слегка подрагивая круглой нежной головкой, от вида которой рот сразу заполнился слюной.
Дон был пьян и нервничал. Он встал на колени, коснулся губами, обвел языком и услышал через перегородку вздох. Перегородка задрожала, будто владелец прекрасного органа уперся в нее ладонями.
Чистый, резкий вкус возбуждения. Дон провел языком по уздечке, облизал собственную ладонь и опустил руку вниз. У него самого яйца просто звенели. В принципе, если за сутки до этого кто-нибудь сказал бы ему, что он будет сосать совершенно незнакомый член в туалете, он бы заехал тому в морду.
В тот день Дон получил письмо от подружки Кайла Гриффина. Она писала, что знает, что они с Кайлом были «друзьями» и, может быть, он немного расскажет про то, что же случилось «на самом деле», и как им там было в армии, и что она не сердится.
Дон взял слишком глубоко в рот, и парень кончил ему в глотку. Это было бы наверно круто, если бы он не подавился. Чудом удержав рвотный позыв, он выпустил изо рта влажный член и отшатнулся к унитазу. Его шумно вывернуло.
Эрекция, конечно, пропала.
Потом он повернулся к перегородке, на секунду ожидая увидеть там не дырку, а человека.
- С вами все в порядке? – спросили его оттуда неуверенным шепотом
Он не ответил. Что он мог ответить.
Нет, со мной нифига не все в порядке. Но вы этому никак не поможете.
Он промолчал и через минуту шелест прекратился, хлопнула дверка, и стало тихо – не считая гудящих ламп.
Он привалился к унитазу и спустил воду.
Потом ему совсем не хотелось вспоминать про тот секс, если его можно было так назвать. Конечно, технически это был оральный секс, но по факту это физиологическое действие так не назовешь. Это было совсем не то, что «накатывало» на них с Кайлом. А что «накатывало», сложно было объяснить, если бы пришлось, Но объяснять было уже некому.
Он не знал, кто из пяти посетителей бара Merry Snipes в тот вечер пошел за ним в туалет.
Как оказалось, он помнил их в лицо. По крайней мере, одного.
Дон увидел его сразу и безошибочно понял, что это тот самый, кого он встретил еще в августе. Понял по тому, как воздух вокруг загустел и стал вязким, непригодным для дыхания.
Он сидел на скамейке точно так же как на барном стуле - выпрямив спину и положив руки на колени - как будто ему было неудобно и непривычно сидеть вот так, будто сиденье жгло его. Несколько минут Дон наблюдал за ним из-за дерева. Обычно люди садятся на барный стул, навалившись локтями на стойку и сгорбившись, или наоборот, разворачиваются и опираются спиной, открывая себя миру - беззащитную напряженную грудь, вилку коленей, ищущие глаза.
Этот сидел по стойке смирно и чуть подрагивал ногой - как будто был готов в любой момент спорхнуть с насеста. Неудачное выражение, потому что он совсем не был похож на птицу.
А потом он повернул голову, посмотрел на дерево - убежище Дона, поднялся со скамейки и направился прямиком к нему через газон. И Дону ничего не оставалось, кроме как выйти навстречу, потому что стоять и ждать, пока он подойдет, было совершенно невыносимо.
- Добрый вечер, - сказал незнакомец. - Возможно, мне показалось. Если так, прошу прощения, но...
- Не стоит извинений, - сказал Дон, сглотнув. - Меня зовут Дональд, я отсосал тебе в туалете на Фуллфилл-стрит, 52, а потом меня вырвало.
- О, - сказал незнакомец, запнувшись буквально на секунду, но видимого смущения не проявил, даже не покраснел. Он сдернул перчатку и протянул ему руку.
- Тим.
Глаза Тима держали его лицо как ладонями. Очень странное ощущение.
Дональд пожал ему руку. Никакого удара током. Впервые он видел этого человека так близко - темные глаза, густые брови, мягкий крупный рот. Симпатичное доброе лицо хорошего человека. Откуда-то при всем своем общем недоверии он знал, что этот - хороший.
- Я беспокоился, не стало ли вам плохо, - сказал Тим.
- Я хотел извиниться, - сказал Дон одновременно с ним. – Наверно, это глупо.
- Совсем нет.
Разговор разворачивался совершенно дикий, но каким он еще мог быть в сложившихся обстоятельствах.
- Я был пьян и впервые… Я имею в виду, в том месте.
- Я тоже очень нервничал, - тут же признался Тим, - обычно я туда не хожу.
Как мне невероятно повезло, подумал Дон, рассматривая его с усиливающейся жадностью. Обычно крышу ему так не сносило. Ну, со времен Кайла ему вообще крышу не сносило. Он открыл рот, чтобы произнести дежурную фразу про кофе и может быть.
- Хотите пончик? - спросил Тим. - Тут на углу продают. Очень вкусные.
Дон хотел, но денег у него было совсем мало. Он замялся, с нахлынувшим ужасом понимая, что сейчас все, что их объединяло, может сломаться, этот стеклянный шар с падающими листьями вокруг них.
- Вы позволите вас угостить? - спросил Тим с безыскусной прямотой, и шар действительно разбился.
Из сталкера Дон только что превратился в жиголо, его это беспокоило. Тим был хорошо одет, лучше него самого, может быть, он думает… Сколько ему лет, кстати?
- Если в следующий раз заплачу я, - сказал Дон, и Тим кивнул. Они пошли рядом, не касаясь друг друга. Дон загребал ногами листья, засунув руки в карманы и ежась от ветра. Он как-то не ожидал подобной решительности и прямоты и такой перемены участи.
- Вы здесь живете? - спрашивал Тим, и он невпопад отвечал, что да, живет здесь, в городе, но за рекой, а Тим сожалел вслух, что так далеко.
Он отвечал на вопросы, на которые обычно не отвечал никогда, потому что обычно вопросы задавал он сам и быстрее. А теперь, когда нечаянная охота внезапно и быстро кончилась, он вдруг расслабился. Этому человеку не хотелось ни врать, ни отмалчиваться. Дон шел рядом и просто смотрел на его губы, нос, ресницы и мягкие волосы, и видел, что Тим тоже рассматривает его осторожными касаниями взгляда, искоса и невзначай.
Эти взгляды украдкой были бережными, он уже понял, что Тим так смотрит - как будто гладит ладонью. В умиротворяющем нежном поглаживании не было ничего эротического, чувственного, оно скорее успокаивало.
Они дошли до перекрестка и после парка шум машин внезапно вынырнул из-за угла, как будто птица кинулась в лицо.
Тим привел их в темный угол кофейни, заказал чай себе, кофе Дону, и тарелку пончиков с черникой и ежевикой.
Может быть, он думает, что я бродяга, подумал вдруг Дон, и хочет накормить. Он просто добрый человек. Да, такие тоже встречаются. А дома у него жена, маленькие дети и толстый щенок. Хотя если бы он был такой весь положительный, что бы он делал в три часа ночи в том баре.
И так ясно, что. Они все это делают. И он бы тоже делал, если бы послушался отца. Но он не послушался, он был упрямым и дрянным мальчишкой. Зато живым.
Дон понимал, что выглядит полным идиотом - не знал, куда деть руки-ноги, как не обляпаться джемом и не пролить горячий кофе, он казался себе неуклюжим и потом не помнил их разговора. Он смотрел на руки Тима - крепко и красиво вылепленные - и у него появился новый фетиш, он смотрел на руки, потому что в лицо ему было смотреть трудно, в невероятные честные и раздевающие глаза.
Не в том смысле раздевающие. Они раздевали не тело. Они смотрели прямо вглубь Дональда Стрейчи, и Дональд Стрейчи был совсем не уверен, что это ему нравилось. Он нервничал все больше и уже не знал, как вырваться из этой ситуации с достоинством.
Тут Тим посмотрел на наручные часы, и по его изменившемуся лицо и тихому вдоху - Тим втянул в себя воздух - Дон с облегчением решил, что он сейчас уйдет. Может быть, и к лучшему, потому что это все было слишком - сильно, близко, ночное для такого яркого утреннего света.
- Прошу меня простить, - сказал Тим, и тут Дон понял, что он очень сильно не хочет видеть, как этот человек уходит навсегда - потому что он так же точно знал, что преследовать его не будет. Его выдернуло из-за стола, и выпалив: - Мне нужно, - он позорно сбежал в туалет.
-
-
29.11.2009 в 01:15Очень жаль этого мягкого рта, но Тим слишком странный. Что ему нужно от Дона? Сейчас Стрейчи с неотвратимой ясностью понимал, какое безумие владело им все эти три недели.
Негромко щелкнула дверь. Он вздрогнул и обернулся.
Тим стоял в тесном пространстве почти вплотную к нему, его глаза потемнели, лицо покраснело, он что-то пытался сказать, но не мог.
Он успел выговорить только:
- Может быть.. - как Дон потянулся к нему и поцеловал эти все еще двигающиеся губы, не решаясь на язык, просто прижался к ним, чувствуя запах чая с бергамотом и черники.
В туалетах не целуются. На этот счет никаких правил нет. но как правило никто не целуется в туалетах. Можно подцепить какую-нибудь заразу, но главное не в этом, с члена во рту можно подцепить заразу и покруче, просто ты же не будешь целовать сливное отверстие.
Тим шумно выдохнул ему в губы, и Дон взял его за лицо не ладонями, а рукавами своего бесконечного свитера, будто боялся обжечься, и тут Тим осторожно обнял его в ответ и слегка потянул на себя, и Дону сорвало крышу, но почти. Не совсем. Они целовались без языка еще несколько томительных секунд, просто терлись губами и не закрывали глаз.
Это был безмолвный разговор. Здравствуй - ты мне нравишься - ты мне тоже - может быть все будет - как ты думаешь - давай попробуем.
Потом Тим нежно коснулся кончиком языка его нижней губы, и тихо разгорающееся внутри пламя вспыхнуло, Дон шумно выдохнул и прижал Тима к двери, и тут же стало ясно, что да, нравятся, и еще как. Они смотрели на губы друг друга и не решались на этот шаг -поцеловаться по-настоящему, а потом поцеловались - неловко сталкиваясь зубами. До этого Дон целовался только с Кайлом. И с парой девушек, но это не в счет.
Когда Дон оторвался, Тим облизал губы и потянулся за следующим, надо было повторить. Влажные губы совсем не то, что сухие, скользящий жар - уже обещание.
Он понял, что трется о Тима и постанывает, и что надо расстегнуть ширинку, становилось больно. Тим что-то шепнул, опуская руки - одновременно они стали расстегивать друг друга, оба не справились и расстегнулись сами. Когда выскочивший член Дона задел своего собрата по несчастью, Тим охнул, не сдержавшись, и нелепо резко взмахнув рукою, зажал себе рот, попутно заехав Дону по подбородку.
Дон отшатнулся, схватившись за челюсть, боль брызнула звездопадом
- Ох прости, - Тим отнял руку ото рта и попытался отнять руку Дона от челюсти, - Прости, пожалуйста.
- Ничего, - сказал Дон, морщась и пробуя подвигать челюстью. - Ну и хук у тебя.
Они взглянули друг на друга, Тим покраснел и смущенно засмеялся, стараясь не издавать громких звуков.
Затем Дон тоже заржал, хотя это было немного больно.
Потом Тим качнулся к нему, взял его лицо в ладони, задал глазами беззвучный вопрос, и, видимо, удовлетворившись ответом, невесомо касаясь, поцеловал в ушибленное место.
В какой-то из этих душераздирающих поцелуев Дон повернул голову и поймал губами мягкие губы, уже понимая, что больше не может терпеть. И на этот раз уже все было так, как надо - он прижал Тима к двери, их члены истекали смазкой между их тел, сладко прижимаясь друг к другу. Он засунул руку Тиму под рубашку, под майку, на спину между лопаток, у него была сильная гладкая спина как у пловца, и можно было наконец целоваться так, как всегда хотелось, ничего не утаивая и не сдерживая, как никогда не получалось с другими.
Тим просунул ладонь между их телами и сжал их члены вместе, это было здорово, они терлись друг об друга и целовались, целовались до шума в ушах и потери дыхания.
Дон хотел отсосать ему еще раз и так и сказал, наслаждаясь тем, как вспыхнули темным огнем глаза Тима. Он так и сказал:
- Я очень хочу тебе отсосать еще раз, - опустил руку, снял ладонь Тима.
Потом было уже легко встать на колени и смотреть вверх, и улыбаться ему, и коснуться языком крупной влажной головки.
Теперь у него не осталось ни малейшего сомнения. Он узнал его вкус, чистый и неуловимый, который хочется ловить языком и преследовать, как пес загоняет лису.
Тим захлебнулся воздухом, как умирающий тюлень, и это было очень лестно, и дернул ногой, пока Дон прижимал его бедра и упоенно сосал, ни о чем не думая в этот момент. А Тим держал дверь и пытался, судя по движениям, удержать себя на ногах, что тоже было очень лестно.
Как их не застукали, было непонятно, или, может, это была особая кофейня. Город Дон знал пока плохо.
Тим, постанывая и дрожа, кончил ему в рот, даже не пытаясь предупредить - за что потом извинялся. Дон, опираясь о его бедро и край умывальника, поднялся на дрожащих ногах – и ему хватило малейшего прикосновения, когда Тим дотронулся до него, только намереваясь взять его член в руку. Он тут же брызнул прямо в подставленную ладонь, Тим обхватил его член и довел дело до конца нежными невыносимо сладкими движениями, проехавшись большим пальцем по чувствительной головке, от чего Дон взвыл приглушенно и ткнулся лицом ему в шею, часто дыша раскрытым ртом куда-то за ухо. Тим еще немного погладил его, потом выпустил и как-то очень обыденно облизал ладонь. А потом дернул салфетку и вытер сперва его, потом себя.
Они тяжело дышали. Дон отстранился с сожалением. Не хотелось ничего говорить.
На него нахлынул шум - дыхание Тима, журчащая вода в сломанном унитазе, приглушенные дверью звуки кофейни - весь тот реальный мир, куда из оргазма никак не хотелось возвращаться.
- Послушай, - сказал Тим с таким же видимым сожалением, и от этого на Дона нахлынула радость и тут же схлынула обратно холодной обжигающей волной. - Мне надо бежать, я очень опаздываю.
- Я так рад нашему знакомству, - сказал Тим.
И они снова синхронно заржали, давясь смехом. Потом его новый знакомый успокоился и стал рыться в карманах, и эта привычная неловкость - когда Дон только что целовался с ним так, будто готов был выпить из него душу – была так не к месту, что Дон сам достал свою визитку и протянул ему.
- Позвони мне, если захочешь. Я не только сосу хорошо.
Тим вскинул глаза, на секунду отстраненные и сканирующие, а потом тут же смягчившиеся - будто он был готов и это проглотить.
- Я имею в виду, я и поговорить могу, - поправился Дон, и Тим с облегчением закивал.
- Ну пока, - сказала Дон, мягко отстранил его плечом и вышел, не оборачиваясь, совершенно твердой походкой, и прошел вдоль блестящей стойки, сверкнувшей ему в глаза, и потом по улице за угол, и так еще целый квартал.
Пока не понял, что чуть не бежит и задыхается, и все это настолько нелепо и глупо, что надо было остановиться и пойти домой. Куда вот он бежит?
Все это было настолько ему несвойственно, что он чувствовал себя не совсем собой и не понимал, как к этому нужно относиться.
Он сел на автобусной остановке и просидел там полчаса. Конечно, у него в голове роликом прокручивался весь последний безумный час, вкус, запах, все стерео, и он корчился от стыда так, что даже слегка качался на скамейке, засунув руки в карманы.
Какой идиот, ох, какой же идиот. До него медленно доходило, как все это могло выглядеть. Нет, как это на самом деле выглядело. Как он ушел в туалет, и Тим пошел за ним, потому что подумал, что он хочет секса. Но ведь он же мог просто не пойти, а раз пошел, значит, тоже хотел. А потом эта визитка, это «я плачу в следующий раз»… Он уже почти уверил себя, что Тим принял его за проститутку, но, слава яйцам, денег ему не предложил, может, еще не все потеряно.
И главное - он ушел оттуда, так и не узнав о нем ничего, кроме того, что Тим живет на этой стороне реки.
Хороший детектив. Самый лучший детектив в Олбани. С численностью населения сто тысяч человек.
Господи, в какой же день ты создал таких идиотов?
В какой именно день Господь создал таких идиотов, как Дональд Стрейчи, осталось неизвестным. Но вопреки словам его отца, оказалось, что Господь иногда этих идиотов даже любит.
Потому что на следующее утро, когда Дон провожал своего второго в жизни клиента, от окошка в коридоре повернулся к нему Тим.
Который пришел к нему сам.
Дон попрощался с клиентом, повернулся, набрал воздуху в рот.
Тим неуверенно улыбнулся и помахал пакетом.
Пончики.
-
-
29.11.2009 в 01:17У Тима обнаружился красивый и очень вкусный живот. Особенно чистая запятая пупка, на которой Дон надолго запнулся языком. И Тим был щедрым, настолько щедрым, что после нескольких безуспешных попыток отодрать от себя присосавшегося любовника махнул рукой и расслабился.
Красивые небольшие соски, выпуклая грудь. Без одежды он оказался более мускулистым, Дону это понравилось, он любил крепких мужчин, чтобы было за что подержаться. Поэтому ему так и снесло крышу от Кайла в свое время.
Раздеться полностью им опять не удалось, зато Дону удалось наконец отсосать с толком и с расстановкой, медленно облизывая шершавую тяжесть мошонки, упруго вздрагивающий на языке член - ровный, крупный, с вылепленной головкой. И Дон насладился им сполна. И напряженными бедрами под ладонями, и твердеющими сосками.
Тим сперва сидел с раздвинутыми ногами, гладя его по волосам. Вообще Дон не очень любил, когда его трогают за волосы, но от Тима это было терпимо и местами даже приятно. А потом Тим постепенно сполз на диван и лег, не жалуясь на пружины, а Дон всполз с пола на его ноги, и продолжал гладить, и целовать его, и отсасывать, и Тимовы стоны отзывались во всем его теле, в собственном члене сладкой судорожной дрожью.
Он выпускал его изо рта со смешным чмоком, сжимал ладонью, а потом снова брал в рот, облизывал головку, он делал это бездумно, просто наслаждаясь тем, что может это делать.
И наконец Тим начал стонать уж как-то слишком жалобно и заметался и попросил шепотом:
- Дон, я не могу больше, ну пожалуйста!
Тогда Дон без предупреждения взял до конца, едва не подавившись, и стал сосать, надавливая языком снизу, пока горячая горькая струйка не ударила ему в небо, а Тим, вскрикнув блаженно и благодарно застонав, не обмяк в его руках.
Потом Тим пошевелился, обнаружил, что Дон, целуя его в шею, тихонько трется об его бедро, и потянул его к себе и выше, шепча: - Иди, иди сюда…
Дон встал на колени над ним, упираясь ладонью о спинку дивана, стараясь не кончить сразу, перевозбужденный до крайности, стараясь не смотреть на его мягкий нежный рот, на то, как он раскрылся и принял его.
Ладони Тима на его ягодицах притягивали ближе, убеждая не бояться и двигаться, и это было хорошо, он даже не мог понять насколько Тим опытен, потому что чужой рот на его члене не казался чужим. Тим вообще не казался чужим ему. Это и сбивало с толку.
Он кончил очень быстро, толком не распробовав. Тим с видимым удовольствием облизал его, и Дон с ухмылкой протянул ему салфетку от пончика.
Потом он сидел на диване, откинувшись на теплое обнаженное тело, а Тим гладил его по груди, животу, ногам, и смотрел на него открыто и жадно.
- Так ты занимаешься частным сыском, - сказал Тим с неловким смехом.
- Ну как бы это очевидно.
- А чем занимался раньше?
- Разным, - сказал Дон и, прикончив пончик, лег рядом с Тимом на узкий диван и оказался наедине с очень серьезным и нежным взглядом.
- Ты на всех так смотришь? - спросил он и поцеловал любовника.
- Как? - Тим на секунду прикрыл глаза, поглаживая Дона по спине.
То, что возникло между ними, никак не касалось всего прочего мира , принадлежало только им двоим, и не было похоже ни на что знакомое до этого момента Дону.
- Вот так, - Дон попытался изобразить, но у него не получилось. Судя по удивленному выражению лица Тима.
- Боюсь, я тебя не совсем понимаю.
- Ладно, - согласился Дон. – Это не так важно. А чем занимаешься ты?
- Слушаю лекции, - быстро ответил Тим. - Мировые религии.
Вот как.
- Образованный.
- Почти. Заканчиваю… колледж.
- Надеюсь, меня не посадят.
- Нет, - улыбнулся Тим. - Мне несколько больше.
- Никогда бы не сказал.
- Ну спасибо.
Конечно, все это лежание на диване привело еще к одному раунду, на этот раз уже руками, медленно и лениво целуясь. Дону нравились руи Тима, он прямо-таки тащился от них, от того, как они умели прикасаться, гладить, как Тим целовал его шею, и плечи, и соски, и чуть-чуть прикусывал кожу.
- Ты такой красивый, - говорил ему Тим. - у тебя необычное лицо и вот ресницы…
- Что ресницы?
- Мне очень нравятся, - убежденно говорил Тим и целовал его в глаза для доказательства.
- И улыбка красивая, - и целовал его в губы.
И совсем без перехода:
- Ты уже ведь закончил на сегодня?
- Да.
- Я могу вывести тебя в город?
- Тебе тут неудобно?
- Я имею в виду... Смотри, какое там солнце, мы могли бы пройтись, пообедать где-нибудь, сходить в кино, - не моргнув глазом, сказал Тим, вставая и начиная одеваться.
Все разворачивалось так стремительно, что оставалось только вцепиться в гриву жизни и молиться, чтобы вывезла.
- Хорошо, - сказал Дон, - только плачу я.
В кармане пиджака у него как раз лежал аванс. На обед и кино хватит.
Тим кивнул.
Дон сел на диване и поднял с пола свои брюки, предварительно сглотнув сердце, стоявшее в горле.
Все было так просто и нежно, как только можно придумать. Он чувствовал себя воздушным шариком, плывущим в осеннем терпком воздухе, а Тим держал его за ниточку чуткими пальцами.
С ним было легко и гулять, и разговаривать, и Дон просто не мог заткнуться. Он рассказывал ему все - и про ту разбитую машину, когда ему было 14, и про первый поцелуй с девчонкой, и про армию. Про все, кроме Кайла. И Тим кивал, и тоже что-то говорил, не так подробно, но тоже достаточно откровенно. Он рос в состоятельной семье в Нью-Хэмпшире, а потом они переехали сюда, да, как раз в тот год случилось затмение, он тоже смотрел на него, мама дала ему стеклышко, закопченное отцовской зажигалкой.
На мосту они остановились и почти синхронно спросили друг у друга с внезапным ужасом:
- У тебя ведь никого нет?
- У тебя кто-то уже есть?
И одновременно замотали головами, отрицая даже возможность помехи. Потом, стащив Тима под мост по боковой лесенке, махнув рукою на риск, Дон целовал его так, что прикусил сам себе губу.
В этом идеальном дне обязан был таиться какой-то подвох. Но пока Дон не знал, какой, ему не хотелось думать.
Они пообедали в кафе, которое выбрал Тим, и Дон позволил ему выбрать, потому что этот район он еще не очень хорошо знал. Тим выбрал правильно, потому что там был очень вкусный чесночный хлеб, и лазанья, и какое-то легкое вино, за которое Тим все-таки заплатил.
В кино они сидели на последних рядах, одурев от подросткового счастья, и целовались до распухших губ и мучительных стояков, пока их не застукал контролер, но не поднял шум, а просто выгнал. И когда они в этом адреналиновом тумане выбрались из темного зала под накрапывающий сентябрьский дождь, Дон осознал, что Тим не поедет к нему ночевать.
- Тим, - сказал Дон и замолчал. Потому что было глупо просить остаться после этого упоительного невероятного дня. Угу, на продавленном диване. Без белья.
Нет, конечно, с милым рай и в шалаше.
- Я тебе позвоню, - сказал Тим.
И Дон кивнул, все еще улыбаясь, пока внутри тугой сиреной разворачивался сигнал тревоги.
- Я позвоню обязательно, - уточнил Тим и, оглядевшись, легко коснулся губами уголка его рта.
- Извини, я сильно задержался.
- Завтра! - крикнул он, отступая к бордюру и подзывая такси.
И Дон остался с пустыми ладонями, под которыми только что был твид Тимова старомодного пиджака.
Должно быть, он живет с родителями. Он сказал, что у него никого нет.
Я не спросил его телефон.
Почему я не спросил его телефон?
Дон отошел по пустынной улице на пару метров от кинотеатра и с размаху ударил мусорку, отбив себе пальцы ног.
Он сказал, что ему нравятся мои глаза.
Господи Иисусе, парень, ты совсем рехнулся.
Тим не позвонил ни завтра, ни послезавтра. Следующие три дня Стрейчи провел как в тумане и томительной ноющей постоянно фонящей муке.
Он не предполагал, что сможет снова так сильно увлечься. То есть он знал за собой такую способность, с Кайлом было точно так же, и это совсем не радовало. Скорее, терзало как больной зуб, когда ты даже не понимаешь, какой из них болит, потому что боль разливается, и источник неясен.
Он по минутам восстанавливал тот день и высчитывал, в чем он мог ошибиться. Выходило так, что во всем, в чем мог, он ошибся и сделал не так, как надо.
Он знал, что если он захочет, то сможет найти Тима. Теперь уже сможет, как собака, которой дали понюхать след. В этом он был уверен.
Но не искал его, потому что это было ни к чему и бесполезно.
Или надо было? Показать интерес, доказать... что?
-
-
29.11.2009 в 01:18- Я был с тобой нечестен, - заявил Тим, тиская свои перчатки.
Порывом ветра со стола снесло все бумаги.
- Да? - спросил Дон, наклонившись и собирая их.
- Да. Пожалуйста, прости меня. Я... занят. То есть я не занят, но занят. Я как бы это сказать... не совсем принадлежу себе.
- Ты душевнобольной, да? - спросил Дон, выныривая из-под стола.
- Что? - запнулся Тим.
Он был точно такой же, как три дня назад - твид, перчатки, серьезные глаза, мягкий рот.
Глаза бы его не видели.
- Нет, я здоров. Но я дал тебе, как бы сказать, аванс, который я не смогу оплатить. Понимаешь?
- Аванс? - тупо переспросил Дон. - Оплатить?
Тим с отчаяньем посмотрел на него, сел на стул у двери и тут же вскочил.
- Я забылся. Мне было с тобой слишком хорошо.
- Погоди, - сказал Дон. – Погоди, сядь. Хочешь кофе?
Тим помотал головой и не сел.
- Мне было хорошо. Дай мне договорить, пожалуйста, я забыл, я всегда забываю, я...
Он словно подавился воздухом и пару секунд нелепо махал в воздухе руками.
- Мне просто еще никогда не было так хорошо, - признался он. - Я чувствовал себя свободным и легким
- Как воздушный шарик, - досказал Дон.
- Да. Как воздушный шарик.
- Я знаю, - сказал Дон.
- И это все было так просто…
- Что так просто это не могло закончиться, да? - спросил Дон сквозь зубы. - Ты это хочешь сказать.
- Дон...
С той секунды, как в палатку Гриффа вошел их сослуживец, и член Кайла резко покинул задницу Дона, Кайл не сказал ему больше ни слова – вплоть до той секунды, когда сунул дуло в рот.
- Ты пришел, чтобы сказать мне, что тебе было хорошо и теперь ты не можешь это вынести?
- Дон, подожди…
- Такой совестливый, ну как же, ты же не можешь бросить меня без предупреждения, тебе нужна индульгенция, да? Отпущение грехов?
И на этих словах, когда Дон уже собирался швырнуть в него своей любимой кофейной чашкой с Дональдом Даком, Тим вдруг качнулся назад, как будто его сильно ударили по лицу, побледнел и молча, быстро вышел из офиса сам, аккуратно прикрыв за собою дверь.
А Дон сел на диван и крепко-накрепко сцепил в руки замок, запрещая себе думать и что-то чувствовать сейчас. Все потом. Потом.
Забытые Тимом перчатки он увидел только, когда уже совсем стемнело. Они сливались с обивкой стула, коричневые на коричневом. Он не хотел их трогать, не хотел брать в руки даже для того, чтобы выбросить. Но взял, потому что не умел отворачиваться от жизни.
Они были тонкие, ношеные давно, кожа истончилась и стала мягкой.
Он сам тоже истончился и стал мягким за эти несколько дней.
И это было неправильно.
Не так, как надо.
А как надо - он пока не знал.
Перчатки он не выбросил, а положил в ящик стола и задвинул поглубже - как и всю эту историю вглубь себя, от чего она не стала менее настоящей.
Он потихоньку работал, налаживал связи, у него получалось по-разному, бегал по утрам и не давал одиночеству загонять себя в угол. Он был молодым, сильным, полным надежд и упрямства. Прокрустово ложе с помойки сменилось на роскошный диван, потертый, но красный, с круглой спинкой. Его отдала старая леди, которой Стрейчи нашел пропавшего кота. Да, такие дела тоже были.
Потом на стильную танкетку, обтянутую черной лаковой кожей – от молодого и симпатичного педераста, для которого он следил за богатым папочкой. Педераст целился заплатить натурой, но, когда папочкины верзилы поднажали, только ловкий язык избавил Стрейчи от упокоения в зимних водах Гудзона. Теперь он следил уже за самим юным педерастом, а танкетка осталась в уплату. Потому что Стрейчи всегда взыскивал по кредитам.
Изредка он водил к себе парней, но они не оставались на ночь.
У него были деньги и на новые перчатки, и на пончики с ежевикой, и на ужин в ресторане. На счету в банке была припаркована - и потихоньку увеличивалась в его воображении – симпатичная машинка, которой предстояло познакомиться с ним в ближайшем будущем.
Но ворочаясь по ночам на скрипучей танкетке, он думал о том, кого повезет на ней в ресторан – и перед его мысленным взором неизменно вставал тот солнечный сентябрьский день, запах свежего хлеба и темные глаза Тима напротив.
Тогда он переворачивался на другой бок и думал о деле, пока усталость его не смаривала.
Как раз под Рождество Дон получил неплохой гонорар и купил себе новое пальто, перчатки и обувь в Blueberry, чего ранее не мог себе позволить, да и сейчас позволил с трудом. Но его бизнес зависел в том числе и от того, насколько прилично он выглядел.
Тем более что старая леди Винтер прислала ему пригласительный на рождественский бал в мэрию, куда он шел вовсе не развлекаться, а заводить связи, что он не любил и не умел делать. Но приходилось. Больше всего он любил свою работу, которая наступала после наведения контактов. Даже если она составляла поиск кошки с белым пятном на лбу.
На балу он все равно оказался одет хуже прочих, но Стрейчи это мало смущало. Все шло просто прекрасно.
Сперва он обменялся визитками и любезностями с парой потенциальных клиентов, которым его представила его леди Винтер, и, к собственному удовольствию и неодобрению патронессы, ловко избежал внимания одной юной особы. Потом подхватил с подноса бокал с мартини, выудил оливку, развернулся, весьма довольный собой - и уткнулся носом в нечто сверкающе белоснежное и необъятное, оказавшееся при шаге назад манишкой темноволосого толстяка. Мартини обильно оросило пышную ткань.
- Черт бы вас побрал, юноша, - в сердцах воскликнул толстяк.
Дон чертыхнулся и неуклюже извинился, отступив на стратегически безопасное расстояние.
- Сенатор Каллахан, - к толстяку уже кто-то подлетел, - позвольте.
- Папа, дай-ка мне, - раздалось из-за плеча Дона.
- Да уж, будь добр. Пускают всякий сброд.
И, осторожно обойдя его, выдернув платок из кармана темно-серого костюма, ловко сидящего на широких плечах, – тем самым жестом, что был запечатлен навсегда на его сетчатке – к манишке склонился Тим. Тим Каллахан.
Дальнейшего диалога Дон не услышал, ибо предпочел смешаться с толпой. Щеки горели, в висках стучал адреналин.
Верно, он самый настоящий сброд. Его родители до сих пор живут в том же самом трейлере, в котором он родился. Только теперь этот трейлер не колесит по всей стране, а припаркован в Теннеси, откуда он получает ежемесячные открытки от мамы и, конечно, ни слова от отца.
Когда-нибудь он купит им дом. Мама еще совсем не старая.
Сенатор Каллахан. Удивительно, что он не догадался сразу. Тим был очень похож на отца. Возможно, он даже видел смутные снимки в местных газетах, где читал только спортивные полосы.
В такие минуты он сомневался, правильную ли профессию выбрал. Он понятия не имел, подходила ли ему профессия детектива. Его просто это интересовало, в детстве он вечно читал, валяясь на родительской постели, мамины детективы с аляповатыми обложками. А потом была армия. И Кайл.
И Тим, который был где-то здесь, в рождественской толпе. Сын сенатора Каллахана от республиканцев. Не то чтобы сенатор зачал и породил его самостоятельно без божьей и женской помощи.
Господи ты боже мой, в какой же я заднице.
-
-
29.11.2009 в 01:19Он повторно добыл себе мартини, тарталеток и кусок индюшки и проскользнул за тяжелый занавес на балкон. Холода он не чувствовал, а индюшка была вкусная.
Тим Каллахан. Что, это и была его страшная тайна? Сын сенатора не может трахать парней? Алло, на дворе девяностые, Том Хэнкс давно уже станцевал со знойным испанцем, в Советском Союзе перестройка.
Ладно.
За спиной раздалось деликатное покашливание. На этот раз Дон очень аккуратно разместил свой паек на широких перилах, прежде чем повернуться.
Сквозь портьеры из зала бил свет, но этот силуэт Дон теперь знал наизусть.
Он отсалютовал силуэту бокалом.
- Мистер Каллахан.
- Мистер Стрейчи. Можем ли мы не вмешивать сюда родственников?
Он поставил пустой бокал на перила и взял второй. На секунду в нем подняла шипящую голову расчетливая мысль. Отчего бы и не вмешать.
Он помнит мою фамилию, подумал Дон. Или мог посмотреть в списке гостей. Тим был еще красивее, чем он помнил, и это было неприятно, как ноющая зубная боль.
- Это случайно вышло, - сказал он, чувствуя, что мороз, крепчающий к ночи, все-таки до него добрался. Надо было выпить.
Тим все так же серьезно смотрел на него. Дон залпом опустошил второй бокал, поставил его рядом с первым и пожал плечами.
- Можешь не волноваться. Твой маленький грязный секрет я унесу в могилу. Но предупреждаю, если захочешь меня в нее загнать - я буду сопротивляться. Тебе не понравится.
Тут он понял, что находится на грани бешенства, как и тем осенним утром три месяца назад. Сынок сенатора, ах-ах, чувствительная натура. Не лезь в пидарасы, эта жизнь не для тебя.
Тим дернул головой, будто ему давил воротник.
- Не надо так. У тебя сложилась совершенно превратная картина
- Кто бы мог приложить к этому руку?
Как и любой разговор с Тимом, этот был диким. О чем здесь можно было говорить, они были знакомы в общей сложности максимум сутки с половиной.
Разве что Тим собирался выставить ему счет за испорченную рубашку отца.
Но Тим все так же стоял и смотрел на него. Дон отвернулся от него и приступил к тарталетке с камамбером и шпинатом. А потом с брусничным вареньем.
- Может быть, ты позволишь мне сказать?
Дон сделал широкий жест рукой.
- Валяй.
В зале запели Holy Night – сперва приглашенный оперный хор, а потом и не слишком стройный вой гостей. Дон поморщился.
Тим молчал и наверняка теребил манжет, как тогда перчатки. Потом сделал шаг к нему, под ногой скрипнул иней.
- Я очень скучал, - сказал он шепотом, остановившись за спиной у Дона, но не касаясь его.
- Я не мог… правда, не мог прийти. Я объясню тебе.
Вот чертов ублюдок. Выбрал время и место.
- Хочешь? - Дон повернулся и предложил ему тарталетку.
Тим наклонился и откусил у него из пальцев. Варенье брызнуло ему на подбородок.
- Спасибо, - сказал вежливый Тим, прожевав, и потянулся за платком.
Надо было вернуть ему должок и заехать в челюсть, но повод был какой-то мутный, а бить людей без повода Дональд Стрейчи так и не научился.
Поэтому он просто слизнул варенье.
Тим отшатнулся, но не вытерся, а коснулся подбородка и смотрел на Дона совсем не так, как раньше – гладяще - а другим взглядом, тревожным и просящим, и это совсем Дону не нравилось.
- К тебе или ко мне? - спросил Дон, смиряясь с неизбежным. Это начинало входить в привычку.
- К тебе, - с облегчением сказал Тим.
В такси Тим взял его за руку и молча стиснул и так держал, пока у Дона не свело пальцы.
Тим Каллахан больше не казался ему таинственным принцем, хотя по сути оказался именно им. Но совсем из другой сказки.
Он вил из него веревки, этот чистенький безбедный парень. И был таким жадным, будто все эти месяцы даже ни разу не мастурбировал.
- Ты мне позволишь? - Тим не дал ему снять самому даже пиджак и, раздевая, целовал в грудь и горло. А Дон, молча и тяжело дыша, лапал его за задницу. Было бы только справедливо, если бы Тим дал ему. Тим потерся лицом о его грудь, вдыхая его запах, и Дона сотрясла волна похоти.
- Ложись, - скомандовал он, толчком отправив Тима на танкетку, вытряхнул его из брюк с трусами, выдвинул ящик стола.
Разделся по-солдатски за шесть секунд и схватил скользкую упаковку.
Тим лежал на спине в полурасстегнутой рубашке и носках, с обнаженными бедрами, волосы упали ему на лицо, и взгляд у него был совершенно безумный. Ноздри раздувались как у лошади, он как-то странно повел головой, будто собирался сказать – нет, Дон, я не буду, не надо. Но потом развернулся и лег ничком, отвернувшись от него. В ожидании. Как агнец на заклание.
Дон выругался про себя.
- Тим. Тим?
Никакого ответа. Дон выдохнул, подошел к кровати. Погладил теплую спину под рубашкой. По коже пробежал след мурашек.
Он был здесь, в его комнате. Как будто никуда и не девался.
- Можем этого не делать, - сказал он, ложась рядом и притягивая Тима к себе. - Мне не это нужно.
Тим повернулся к нему. Слава яйцам, он не плакал, ничего такого. Пошарил горячими глазами по его лицу, в темноте они блестели, как чернильная вода под гудзонским мостом.
- Ты это уже делал?
Они лежали рядом, вытянувшись, но не смотрели друг другу в глаза, как тогда. Волшебства больше не было, была жизнь.
- Ну да. Немного больно, потом привыкаешь.
- Мне нужно время, - бестрепетно сказал Тим. - Ты дашь мне время?
Черт.
Дон смотрел на него приподнявшегося на локте, их руки трогали тела друг друга без остановки, боясь потерять вновь.
Этой ночью он сам тоже не был готов. В конце концов, анальный секс у него было только с Кайлом. Ровно четыре с половиной раза. Ему понравилось, да.
- Я сделаю кое-что другое, - он с наслаждением ухватил Тима за круглую задницу. – Ну-ка повернись.
Вот такого он никогда раньше не делал, хотя Тиму об этом не сообщил. Ему всегда хотелось, но Кайлу не нравилось.
Судя по реакции, получалось у него действительно здорово. Тим ахал, приподнимался навстречу и трепетал у него на языке, как будто не мужик под девяносто кило весом, а умирающая голубка. Под конец он стоял на четвереньках, упершись головой в подушки и помогая себе рукой, а потом Дон перевернулся на спину, подъехал под него по постели и облизал мокрую соленую головку, осторожно лаская пальцами раскрывшийся влажный вход.
Тим выгнулся и кончил ему в рот. Потом неловко развернулся над ним, намереваясь ответить Дону взаимностью, но танкетка скрипнула, и Тим съехал на пол.
Почему-то они рассмеялись не сразу и шепотом, будто их могли услышать. Дону уже все сводило от возбуждения, он приглашающе раскинул ноги, лениво провел по своему телу пальцами, перекатив тяжелеющую голову, посмотрел на любовника. Тим следил за ним голодным взглядом. Дон обхватил его за шею ладонью, и Тим потянулся к нему, сперва за соленым поцелуем, потом поцеловать в живот, ниже и наконец после всех этих месяцев его член погрузился в мягкое влажное тепло. Минет он все-таки делал хуже других, сейчас это уже можно было различить, но что-то было в этом парне, что делало эту неумелость неважной. Жаль, что наслаждение быстро кончилось.
Тим вытер рот ладонью и сел на полу, опираясь спиной о танкетку. Дон протянул руку – запустить в его густые волосы - но не стал и уронил на простыню.
- Мне надо домой, - сказал Тим со вздохом.
Домой. Ага.
-
-
29.11.2009 в 01:20Тим весь затвердел – линия плеч развернулась, а голова склонилась как под неподъемным грузом. Он силился ответить, облизывал губы, давился воздухом.
- Это из-за родителей?
Тим покачал головой.
Дон слез с постели и присел перед ним на корточки.
- Тим, - он взял его за плечи и удивился тому, какие они холодные. Как камень.
Каллахан не поднял головы.
- Я ничего никому не скажу, - сказал Дон, сжимая пальцы. - Тим, я не лезу в чужую жизнь.
- Я знаю, - сказал Тим сдавленно.
Еще он хотел сказать «не бойся меня», но придавил эту фразу в зародыше. Хорошо, что Тим не знал всей правды. Дональда Стрейчи стоило опасаться, особенно его длинного языка.
Нет, он не будет думать об этом сейчас. Не сейчас.
- По крайней мере, не на работе.
Тим улыбнулся, это был хороший знак. Дон погладил его плечи большими пальцами. Не отпуская.
- Почему ты не можешь со мной встречаться? - спросил он, и тогда Тим наконец отмер, посмотрел на него тем самым взглядом, гладящим и пронзающим насквозь одновременно.
Но больше этот взгляд его не смущал. Что бы Тим сейчас не ответил, это будет лучше, чем маяться неизвестностью. Ведь никто его не держал, он мог уйти в любой момент и больше не вернуться. И это было самое трудное – жить вот так, как Дон решил в свое время. Глядя широко раскрытыми глазами, не останавливаясь и не оглядываясь.
- Я очень хочу, - сказал Тим сдавленно, и у него запрыгали губы от волнения.
Дон снял руки и отвернулся, чтобы не смущать его, тем более что сердце у него опять подскочило в самое горло.
- Если я смогу тебя попросить,- заговорил Тим, справившись с волнением, - если это возможно, не спрашивай, не ищи меня. Я знаю, я обещал, но я не могу сразу. Я знаю, что ты думаешь, но это не то, что ты думаешь, и ты мне нравишься. Очень.
- Тебе нужно время, - кивнул Дон.
- Да, - с благодарностью и облегчением сказал Тим.
- Хорошо, - сказал Дон, - я подожду.
- Правда?
- Да.
Тим опрокинул его на пол и поцеловал в губы – так агрессивно и собственнически, что сердце выпало из горла и ожогом скатилось вниз живота. А потом в шею с засосом, в ключицы, гладя и сжимая его тело, прижимаясь к нему всем собой. Дон поплыл от секса и мартини и облегчения, что этот мучительный разговор наконец кончился. Тим целовал его так, будто хотел съесть заживо, и ловил его запястья, не давая обнять в ответ. От его неожиданно прорезавшейся властности Дону снесло крышу, он развел ноги и подался к любовнику бедрами, от чего Тим застонал ему в горло и тут же понятливо стиснул его задницу. Дон уже прикидывал, как бы добраться до ящика стола со смазкой и резинками, не вставая. Пол больно давил на голые лопатки, но уже очень хотелось.
Что это был за звук, Дон понял не сразу, зато на Тима он подействовал, как стек на лошадь.
Он дернулся, замер и с усилием разжал пальцы.
Мерзкий приглушенный писк повторился.
Тим ткнулся влажной головой ему в грудь, потерся лицом, губами слепо и жадно.
- Но я не хочу, - невнятно, по-детски сказал он.
Дон не успел спросить, чего именно, потому что Тим неуклюже слез с него, дотянулся до своих брюк и достал из кармана небольшой серебристый пейджер.
Со своего места Дон не видел сообщения, но по обмякшим плечами Тима сразу понял, что продолжения банкета ждать не стоит.
Он сел, встал, преодолевая возбуждение, начал одеваться.
Тим обернулся к нему.
- Ты куда?
- Провожу тебя, - сказал Дон.
Он удерживался, чтобы не отпустить ничего язвительно банального про папочку.
- Не надо, - попросил Тим, поднимаясь с пола, - я сам прекрасно доберусь.
- Нет, - отрезал Стрейчи, - Здесь не твой район.
- Но сейчас Рождество, что со мной может случиться?
- Просто дай мне посадить тебя в такси, и все.
Пока Тим натягивал брюки, Дон успел засунуть за пояс револьвер из ящика стола. На всякий случай.
Они прошли квартал до более оживленной улицы и расстались на углу, неловко поцеловавшись под мелким дождем.
Обратно он шел со все крепнущей уверенностью, что на этот раз все закончено, потому что этот фарс пора было прекратить, и он не позволит морочить себе голову и не позволит себе выбирать за других.
Как выяснилось довольно скоро, он ошибался. Через день в его почтовом ящике появился маленький сверток – черный пейджер, завернутый в записку. Тим писал, что заезжал, но не застал его. И ниже его номер.
Почерк у Тима был круглый и красивый. Дон даже достал свою затрепанную книжку по графологии и долго искал подходящий образец, но не нашел точных совпадений. Психологический портрет Тима расплывался в его сознании неясным жгущим пятном.
Теперь они могли обмениваться сообщениями и назначать встречи. Свиданиями Дон их бы не назвал, хотя порой Тим оставался у него довольно долго - в разное время, примеряясь к его графику. Он не знал, что иногда Дон отменял рабочие встречи ради него, намеренно не называя это даже про себя «жертвовал».
Больше Тим не пропадал, но исправно сообщал, когда сможет приехать, в остальное же время писал короткие, иногда смешные, и не всегда понятные фразы.
Они не так уж часто занимались сексом, эта легкость ни к чему не обязывающих первых встреч сошла на нет. Тим больше не проявлял инициативу сам, а Дон не настаивал.
Тим никогда не оставался у него на ночь, но купил в офис плитку, и когда появлялся по утрам, то готовил ему оладьи с вишневым джемом, а вечером пасту с помидорами и базиликом.
Они ходили в кино, на пустынный ночной каток, на бокс, который Тиму не нравился, в оперу, которая не нравилась Дону.
Тим был образованный, забавный, остроумный, красивый, сексуальный, нежный и мужественный одновременно. Удивительно, сколько достоинств могло уместиться в одном человеке. Собственно, Дон уже смирился с собственным выбором и даже сделал для Тима копию ключа от офиса.
На столике у телефона лежал новенький справочник Олбани, где черным по желтому был написан адрес и телефон Тимоти Каллахана, и Тим рассказывал ему про себя все и одновременно не рассказывал ничего.
Он не смотрел в справочник и не читал первых полос в «Олбани Трибьют».
Однажды Тим спросил у него, верит ли он в Бога. Дон ответил что-то вроде «понятия не имею», и больше они эту тему не затрагивали.
У мамы на старом трюмо стояла выцветшая открытка с Девой Марией. Она не заставляла его молиться, но иногда он сидел вместе с ней. Отец в это не лез.
Что спасло его, когда он извивался и скулил от боли на мокром песке среди остывающих тел? Да, Кайл выволок его на себе, но кто оставил его в живых до этого?
И если эта сила помогла ему выжить – почему она не помогла Кайлу?
Все тщательно задавленные желания всплыли на поверхность. Он хотел очень простых вещей: просыпаться рядом с Тимом по утрам, снять дом, завести собаку, смотреть кино в постели по вторникам, ходить в спортзал по средам и в паб по субботам, и ему было наплевать, насколько отвратительно скучной такая размеренная жизнь могла показаться окружающим.
Его она устраивала. Ему было двадцать пять и он вполне был готов остепениться.
Люди слеплены из разного теста. Кто-то готов танцевать всю ночь напролет и умереть на рассвете вечно молодым, но Дон – Дон собирался жить долго, о да, он собирался прожить долгую, спокойную и интересную жизнь.
С Кайлом он не думал об этом, у него не было времени подумать. Все это продолжалось всего четыре месяца, он был впервые в жизни влюблен, и до определенного момента ему в голову вообще не приходило, что на самом деле то, чем они занимаются, называется гомосексуальная связь.
Горячечные минуты, вырванные из контекста, жадные поцелуи в темноте, долгие значимые взгляды, этот страх, что их обнаружат – изнутри и тогда ощущались так же будоражаще остро и романтично, как скрываемая подростковая любовь, не имеющая отношения ни к каким особым запретам.
-
-
29.11.2009 в 01:20Он словно держал зерно на ладони, и птица прилетала к нему, садилась, цепляясь осторожными когтями, клевала понемногу и улетала. Но эту ладонь нельзя было сомкнуть, нельзя было опустить руку, иначе она могла улететь навсегда.
В их разговорах оставалось все меньше слов, потому что каждое сказанное слово оказывалось не совсем правдой, даже если они обсуждали последнюю игру или погоду. Никаких общих планов, никаких общих интересов, потому что эти темы стоило обходить стороной. Это было временно и так прочно, как бывает все временное.
И он чувствовал себя трусом, но не хотел услышать отказ.
Он написал, что уезжает в Нью-Йорк на неделю, потом что у него важное дело и он не может отвлекаться. Потом впервые в жизни соврал Тиму – ранее зарекшись врать - что он едет к родителям, что маме нехорошо – и с ужасом тут же позвонил матери убедиться, что его ложь не натворила бед. Хотя и был агностиком.
Ненавидя себя, он диктовал эти слова в гулко фонящую трубку.
Через две недели молчания ему пришло сообщение от Тима.
«Спасибо за все».
И зерно просыпалось. Конечно.
- Так ты его давно не видел?
- Почитай с ноября, – его собеседник закашлялся и спустил с кровати покрытые вздувшимися венами ноги. - Как снег выпал, так он и свалил.
- А куда, не говорил?
- На кудыкину гору.
Дон порылся в кармане и терпеливо скормил бомжу следующий четвертак.
- Ну куда по зиме уходят. На юг. Обед, мистер, я пошел.
Дон кивнул, захлопывая записную книжку. Воображению его представился косой клин бомжей, мерно махающих рваными рукавами и удаляющихся к югу.
Вслед за свидетелем он вышел под мокрый снег, тут же налипший на ресницы.
Во дворе стояла машина с откинутым кузовом, откуда двое миссионеров разливали горячий суп обитателям ночлежки.
- Иди, иди, парень, не задерживай очередь, – подтолкнули его со спины, он посторонился, пропуская, и ухмыльнулся. Неужели его тут могут принять за своего?
Хотя многие были одеты вполне пристойно, а некоторые даже и совсем неплохо.
И в конце концов почему бы не принять из рук судьбы чашку бесплатного супа.
- Возьми, не стесняйся, – прокашлял его свидетель, проходя обратно с полной до краев миской. - Когда еще поесть горячего.
Нет уж, у него назначена встреча через час, может быть, дело выгорит. Потом. Когда клиент уйдет, можно и пообедать.
Снег лип к лицу, к одежде, забивался под шарф, на ресницы. Он стер его ладонью с глаз – а когда проморгался, то увидел. Через белесую пелену наискосок прекрасный как ангел Тим Каллахан протягивал очередную миску страждущему. Черная рубашка и белый воротничок семинариста ему был к лицу.
Дон не помнил, как оказался в помещении, но отступил в холл и смотрел на Тима, скрытый полуприкрытыми дверьми.
Суп был роздан, кузов застегнули, и машина, с ревом вздымая белые брызги, уехала, дребезжа пустым котлом.
Дон покинул свое убежище. До следующей встречи оставалось полчаса и он пошел пешком, не обращая внимания на промокающие ботинки, на слепящий снег, который остывал на его лице и медленно таял.
Когда в ресторане он вытащил записную книжку, та была вся истерзана и смята.
На следующий день жар у него был такой, что едва он решил встать с постели, его тут же вырвало.
До вечера он валялся в болезненной полудреме, не имея сил налить себе воды и безуспешно облизывая губы. Все тело ломило так, что ныл даже старый шрам на спине.
А потом в дверь постучали. Тим позвал его приглушенно сквозь ватную слабость, и он хотел сказать «Уходи», но сказал видимо слишком тихо, потому что дверь щелкнула.
У него не было сил прогнать его, даже перевернуться и посмотреть.
Сверху невесомо опустилось пальто, окутав его знакомым слабым запахом.
Потом сильная рука приподняла его голову, и губ коснулся холодный край стакана.
Он хотел оттолкнуть его руку, поперхнулся, вода пролилась на грудь, Тим промокнул ее салфетками, что-то успокаивающе шепча, стянул с него футболку как с маленького, обтер влажным полотенцем и надел свежую, укутал одеялом.
- Я вызову врача. Ш-ш, лежи, пожалуйста.
Врач был вызван, лекарства выписаны, куплены и приняты, и первая ночь, которую они провели вместе, была именно такой. Ледяной и бессонной. Тим поил его горячим, омерзительным на вкус мятным чаем. Где-то к середине ночи Дон смирился и лежал тихо, потом жар спал и он заснул, чувствуя осторожные прикосновения пальцев к волосам.
Позже он восстановил эту ночь по обрывкам – когда проснулся от телефонного звонка около полудня весь в поту, ослабевший, но идущий на поправку.
Это было глупо и нерационально, но если бы он собрал в кучу и рассортировал свои ощущения – то слово было бы одно. Изнасилование. Он чувствовал себя изнасилованным этим непрошеным милосердием.
Как и всей этой историей.
Несколько дней он держался, но потом сорвал трубку с аппарата и набрал номер пейджинговой компании.
«Зачем ты приходил?»
Тим прислал ответ ровно через пять минут.
«Я видел тебя в «Братьях Марии».
Отлично сработано, Стрейчи.
«Не приходи больше».
Через три дня он нашел в почтовом ящике тимову пару ключей.
Последний раз Дональд видел Кайла Гриффина в вымороженной комнате военного трибунала. Он выглядел так, словно в нем, загорелом веселом Гриффе, проделали дыру, и жизнь текла из него сперва по капле, а потом ручьем. И если бы Дон мог, он бы подошел к нему и прижался так крепко, как только мог, и заткнул бы эту рану собой.
Как сотни раз делал потом мысленно снова и снова.
Но там, в реальности того января, он просто стоял рядом, не касаясь его плечом, и видел искоса твердеющий профиль и светлый глаз, который смотрел не на него, а в окно.
Он должен был убедиться, что с Тимом все в порядке. Он успокаивал себя тем, что всего лишь взглянет, всего лишь посмотрит. Он бы сразу увидел, если бы с Тимом случилось то же самое. Он должен был посмотреть.
И поэтому он сидел в машине в тени холодного апреля и смотрел, как Тим играет в баскетбол на спортивной площадке католической семинарии. Как взмокает прядь надо лбом, надуваются мускулы на руках, и взлетает майка. Мелкими частыми кадрами в такт его сердцу. А потом они прошли всей командой мимо машины, Тим обнимал товарища по команде за плечо и улыбался. Он рассеянно скользнул глазами по машине и Дон подался в тень.
-
-
29.11.2009 в 01:20Губы под его ладонью шевельнулись теплом.
- Ш-ш, - сказал он, прикладывая палец к губам. - Выйди со мной поговорить. Где у вас тут туалет?
Железная хватка у него на руках через секунду ослабилась. Дон отнял руку. Тим втянул в себя воздух и секунду лежал, не двигаясь и глядя на него вытаращенными глазами.
Несмотря на ситуацию, это его немного насмешило – о да, детка, ты такого не ждал от меня.
За окном тревожно качался фонарь меж темных лопастей каштана.
И в этом рассеянном свете заоконного фонаря они приступили к выяснению отношений.
- Дон, ты с ума сошел, - шепотом взорвался Тим, взлохмачивая волосы и шагая взад и вперед по туалету. – Как ты сюда попал?
Он смотрел на Дона, как будто видел впервые. Неудивительно, потому что таким он его действительно ни разу не видел. Дон таким больше и не был, хотя это и осталось навсегда в подкорке.
Он был в мягкой серой трикотажной пижаме, теплый со сна – когда он проходил мимо, от него веяло теплым воздухом. Смешной, взлохмаченный и бесконечно любимый.
- Тим, – Дон взял его за плечи, останавливая, но Тим отвел его руки мягко и непреклонно, и все внутри оборвалось.
- Нет. Нет.
- Просто поговори, - Дон сложил руки и протянул ему, как будто Тим собирался надеть на него наручники, и он был согласен.
- Хорошо, - Тим прислонился к подоконнику и скрестил руки на груди. - Я слушаю. Я спокоен. Но, но я не понимаю, чего ты ждешь от меня. Я умею понимать намеки, твой намек, Дон, был совершенно ясен. Ты не хотел меня больше видеть. Это более чем понятно, я знаю, я вел себя не лучшим образом.
- Тим, Тим. Погоди. Зачем ты приходил?
Тим смутился и отвел взгляд, дергая рукав пижамной куртки.
- Я хотел извиниться. Объяснить тебе, почему все так вышло. Я думал, что ты меня…
- Что?
- Выследил. Когда я встретил тебя в «Братьях Марии». И я хотел сказать тебе, чтобы ты не следил за мной.
В этот момент Дон почувствовал себя извращенцем, потому что он и правда следил за ним.
- Я занимался расследованием.
Лицо Тима погасло.
Дон подготовил речь. Он прокрутил ее в голове минимум раза три, но сейчас не мог вспомнить ни слова.
Они помолчали.
- Что ты собираешь делать? - спросил Дон.
- В смысле?
- Ну… дальше. Когда закончишь семинарию. Уедешь в Африку?
Шутка - да была ли это шутка - не удалась.
Тим пожал плечами и снова запустил руки в волосы.
- Я не знаю. Я не думаю об этом.
- А о чем ты думаешь?
- О тебе, - сказал Тим и его лицо некрасиво сморщилось. Он отвернулся к окну. - Все время.
Голос сорвался и больше Дон не мог это выносить. Он обнял его поверх рук и прижал к себе. Сильно-сильно.
- Пожалуйста, - сказал он, сам не зная, о чем именно просит.
- Я не могу, - Тим подавился словами и заплакал.
- Хорошо, я понимаю, ну, - он прижимал его к себе, и сам прижимался лицом к его склоненной спине и удерживал, как будто это было в его власти.
- Все будет хорошо.
Тим помотал головой. Его пальцы, вцепившиеся в подоконник, отливали синевой.
- Отпусти меня.
Дон поднял руки и отступил на шаг.
Тим развернулся, взял его лицо в ладони и поцеловал солеными губами – лоб, глаза, скулы, губы – как будто у него все лицо было в синяках. Осторожными внимательными касаниями.
- Ты самый лучший. Если бы я мог, это был бы ты.
- Обещай мне, - попросил Дон, сжимая его запястья, - что ты не сделаешь никакой глупости.
Тим взглянул вглубь него.
- Нам не положено, - сказал он с некоторым сожалением, и Дон с холодной ясностью понял, что в глубине души не допускал даже мысли, что Тим может рассматривать такой вариант. А Тим, видимо, допускал.
В коридоре послышались шаги, приглушенный разговор, и Тим вздрогнул в его руках, но не отстранился.
Время вышло.
- Тим, ты меня держишь. Нас застукают. Пусти же, я спущусь, здесь невысоко.
Тим вцепился в него мертвой хваткой, целуя солеными губами.
Дон укусил его за губу и отшвырнул от себя
Тим прижал руку ко рту, не издав ни звука.
Шаги приблизились и постепенно стихли в гулком коридоре.
Дон запоминал его облик – пальцы, мокрое лицо, раненые глаза – смотрел, смотрел и отступал уже к окну. Ободрав ладонь, он поднял раму, ветер обдул ему горячие щеки, он прикинул на глаз высоту, с этой стороны здание уходило в холм.
И спрыгнул на мягкую землю, брызнув фонтаном смятых цветов.
В армии они выпивали, конечно. В увольнительной, а во время войны часто и из-под полы.
На выпивку распространялось правило «не спрашивай, не говори».
Однако так нажраться, как в эту ночь, Дон не нажирался никогда в жизни. Если бы раньше ему кто-нибудь сказал, что в него может влезть столько алкоголя, он бы не поверил. И в то, что он, не моргнув глазом, проглотит, не глядя, горсть купленных в подворотне таблеток, заполировав их Jack Daniels – тоже.
От этой ночи остались самые смутные воспоминания – всполохи огней, влажные мускулистые тела, теснящие его. Он задыхался, задыхался и продолжал танцевать. Было жарко, как в сауне, с него ручьем лил пот, и хотелось пить, а воды в ту ночь он не пил.
Кто-то из новых полузнакомых поманил его в темную комнату. Потом Дон предпочитал не думать о записи на камере слежения и о том, сколько поз и тел он перепробовал. Иногда же он жалел, что от всей этой оргии остались только смутные вспышки воспоминаний – его руки на черных бедрах, жесткий ворс чужой груди, царапающий ему спину, вкус виски-спермы-пота и оранжевый смех, раздирающий внутренности.
-
-
29.11.2009 в 01:21Расправа была короткой и кровавой. Дон дрался врукопашную только в спортзале на обучении, он был пьяный, уставший и под кайфом, и отклонить непрошеное внимание отняло у него остатки сил.
Тим ждал его у окна в коридоре. На полу рядом с ним стоял чемодан. Тим поднялся ему навстречу и по резко изменившемуся выражению его лица Дон понял, что имидж Прекрасного Принца им обоим больше не светит.
- Если ты не исчезнешь ровно через секунду, я тебе врежу, – пообещал Дон, и ему даже удалось сжать кулак.
Тим поймал его кулак на взлете, и второй рукой взял за голову, вглядываясь в него.
- Что ты принял?
- Не знаю, – с пьяной готовностью отозвался Дон.
- Много?
- Не помню.
- С кем ты подрался?
- Иди к черту.
- Понятно. Где твои ключи?
Тим ловко выудил у него из кармана куртки ключи, открыл дверь и втолкнул его внутрь
- Меня сейчас вырвет, - сообщил Дон, прислоняясь к стене и норовя сползти по ней.
- Тогда нам лучше добраться до ванной поскорее, - серьезно ответил Тим и обнял его за плечи, – пойдем.
Следующие полчаса его выворачивало, Тим поил его, потом его снова выворачивало.
Тим безжалостно облил его ледяной водой, после чего Дон заверил его, что способен сам принять душ и выпить алкозельтцер.
Когда он вышел из душа, вытирая волосы, Тим спал на его постели, даже не раздевшись, только сняв ботинки.
- Эй, – сказал Дон, присев рядом и тормоша его за плечо, – здесь не гостиница. Езжай спать к себе.
Тим замычал и не проснулся.
Они оба проснулись уже в сумерках, обнаружив, что во сне придвинулись друг к другу и
сейчас лежали, обнявшись, стык в стык.
- Так что ты здесь делаешь?
Тим вздохнул теплым воздухом ему в щеку.
- Я бросил семинарию.
Дон резко сел, и на него накатила дурнота.
- И я подумал, что, может быть, ты мне разрешишь переночевать, пока я не найду себе работу и комнату. Я постараюсь быстро. Но если ты не можешь, мне есть куда пойти.
- Расскажи мне все, - приказал Дон, и Тим рассказал.
Рейнер Стеговски был красой всей семинарии, особенно баскетбольной команды, и его выходки до поры до времени терпели – даже когда Рейнер пустился во все тяжкие, влюбившись в племянницу декана. Ночами он частенько покидал стены родного заведения через окно туалета, где ранее была вытоптанная земля. Летом же случился ремонт, и в этом месте настелили цветочный газон.
Разбитые в клочья тюльпаны стали последней каплей. Рейнер клялся на Библии, что в ту ночь он почивал в своей скромной койке как ангел, но веры ему никакой уже не было. Исключение Стеговски было неминуемым, об этом гудела вся семинария.
Тим отправился в кабинет декана сразу после утренней молитвы, не закончив завтрак.
-
-
29.11.2009 в 01:21Еще через две недели они обезумели от воздержания настолько, что Дональду казалось, что одно прикосновение к рукаву Тима вызовет у него незамедлительный оргазм.
Они сняли номер в мотеле на окраине, и там Тим сказал ему «да» непрерывающимся требовательным шепотом. Он сказал «да-да-да-да», и «немедленно», и «сейчас», и «я хочу», и что-то еще, чего Дон не запомнил, потому что был занят тем, что любил Тима Каллахана.
Он также дал Тиму обещание никогда больше не принимать наркотиков.
Еще через месяц они сняли квартиру на другой стороне реки.
Через несколько лет мама Тима связала Дону свитер на Рождество.
Сенатор Каллахан полностью игнорировал сына после того, как встретил его в штаб-квартире демократов перед очередными выборами.
Своим родителям Дон сказать так и не решился.
Совместную фотографию с Кайлом Дон хранил в запертом ящике стола до дела с фондом «Феникс».
И еще несколько лет, когда он не мог заснуть, он лежал, слушая ровное дыхание Тима, сопящего ему в плечо, и рисовал в своем воображении то весеннее утро, которое он не видел – хотя ох как бы он посмотрел на это.
На то, как Тим Каллахан бледный сидит за завтраком за длинным столом, и этот быстрый серый шорох слухов закручивается вокруг него ураганной петлей, и овсянка кажется приправленной мышиным пометом.
И как он медленно сжимает ложку, так что сгибает ее пополам, и потом встает рывком, будто взяв тяжелый вес, и несет его в кабинет декана.
И чем ближе он к резной двери, тем легче становится его шаг и светлее лицо – потому что лицо человека, наконец сделавшего свой выбор, всегда озаряется яростным светом жизни. Безжалостным здесь и сейчас, но неизменно милосердным в перспективе.
КОНЕЦ,
-
-
29.11.2009 в 15:47И с каким удовольствием я все это читал, вы бы знали) Серьезно, эта вещь - совсем-совсем в моем вкусе.
И написана так, что некоторые слова и фразы попадают прямо вот куда-то в душу и там остаются. Может, мы с вашим Доном мыслим похожими образами)
Фразы чудесные, правда. Эта:
Он смотрел на руки Тима - крепко и красиво вылепленные - и у него появился новый фетиш, он смотрел на руки, потому что в лицо ему было смотреть трудно, в невероятные честные и раздевающие глаза.
И эта:
Они были тонкие, ношеные давно, кожа истончилась и стала мягкой. Он сам тоже истончился и стал мягким за эти несколько дней.
И вот эта:
На счету в банке была припаркована - и потихоньку увеличивалась в его воображении – симпатичная машинка, которой предстояло познакомиться с ним в ближайшем будущем.
И эти две:
Дон порылся в кармане и терпеливо скормил бомжу следующий четвертак.
Воображению его представился косой клин бомжей, мерно махающих рваными рукавами и удаляющихся к югу.
Ну, тут я не мог не улыбнуться, потому что сам секунду назад представил ту же картину))))
И вот еще:
Стандартный внутренний навигатор, что ведет домой всех пьяных, барахлил от примеси таблеток.
То, как закручивается действие - а у меня осталось впечатление, что оно как-то не по прямой развивается, а закручивается, как водоворот, сначала лениво и почти незаметно, а под конец несется так, что дух захватывает - меня просто поразило. Кажется, у меня даже сердцебиение к концу подчинялось ритму текста, и оторваться я уже не мог.
Он хотел очень простых вещей: просыпаться рядом с Тимом по утрам, снять дом, завести собаку, смотреть кино в постели по вторникам, ходить в спортзал по средам и в паб по субботам, и ему было наплевать, насколько отвратительно скучной такая размеренная жизнь могла показаться окружающим.
Как я его понимаю)
В их разговорах оставалось все меньше слов, потому что каждое сказанное слово оказывалось не совсем правдой
Вот вы такие старшные и правдивые вещи пишете... А говорите, что флаффер)
Нет, на самом деле я люблю такие вещи, да. Но по-моему ситуация, когда "все вроде хорошо, но от этого что-то так хреново" - это самый настоящий ангст во весь рост) А я ангстер до глубины души, хотя хэппиэнда чем дальше, тем чаще хочется, да.
Через белесую пелену наискосок прекрасный как ангел Тим Каллахан протягивал очередную миску страждущему. Черная рубашка и белый воротничок семинариста ему был к лицу.
Ага. Вот на этом месте у меня впервые екнуло сердце. На этом месте до меня дошло, что я, кажется, вместе с Доном умудрился слегка влюбиться в этого ангела)
Через несколько лет мама Тима связала Дону свитер на Рождество.
Все. На этом месте я окончательно выдохнул, успокоился и убедился в полном хэппиэнде.
Это чудесная история, я ее утащил к себе в библиотеку, перечитаю еще раз.
В новогодние каникулы)
-
-
01.12.2009 в 19:30Спасибо.
-
-
06.12.2009 в 22:58Большое спасибо! Такой большой и качественный отзыв - бальзам на душу просто.
Не получала такого ну... наверно, даже и никогда.
faddei
Спасибо!!
-
-
06.12.2009 в 23:47-
-
06.12.2009 в 23:56Кино рекомендую посмотреть. В смысле, канон. Он очень симпатичный и теплый.
))
-
-
06.12.2009 в 23:58Да, надо будет найти)
-
-
07.12.2009 в 00:02А это зайцы:
s50.radikal.ru/i128/0910/8e/ba688c85ceb4.jpg
-
-
07.12.2009 в 00:07О! Какие они и правда... офигенные) Совсем не такие, какими я их представлял, но ужасно милые)
-
-
07.12.2009 в 00:10А какими представляли? Ужасно интересно.
Ой, и чтобы два раза не вставать если возможно.
Кроме отношений - о чем еще этот рассказ для вас? Если ни о чем больше/ином, то не вопрос, просто если вдруг!
-
-
07.12.2009 в 00:27А вот Дона я совсем как-то не мог визуализировать, что-то такое абстрактно-мужественно-сурово-привлекательное представлялось)
Для меня - в смысле, что я там вычитал, да? Я там в очередной раз вычитал идею доверия к близкому человеку, идею предоставлять ему максимально полную информацию - и в комплекте возможность самому решить за себя.
Если бы герои так поступали изначально - все было бы проще и легче, правда? А тут сначала Тим побоялся объясниться, потом Дон с неимоверной легкостью подхватил это начинание... А могли бы просто по человечески поговорить)
Но это идея, с которой я живу уже вот десять, что ли, лет.
А еще - последняя фраза, про выбор. По-моему, про это не весь текст, а только его финал, но все равно - это для меня мысль не то чтобы новая, скорее, из зоны актуального развития, как педагоги выражаются.
То есть я ее вот прямо сейчас, на этом отрезке жизни, осознаю. Не саму по себе, а в составе более глобального "разберись, чего ты хочешь на самом деле и попробуй это заполучить".
Мне регулярно попадаются подтверждения того, что это правильный способ жить для меня, и этот текст, как мне кажется, одно из таких подтверждений)
-
-
07.12.2009 в 00:35Ну это АУ и действия в рассказе происходят до событий 1-го фильма, так что все верно, они моложе лет на 10.
Насчет нежного мальчика - ммм... нет, не нежный )) Очень цельный на самом деле и психологически более зрелый, чем Дон. хотя конечно так и не скажешь.
Это изнутри только видно, в смысле.
Про выбор на самом деле для меня про весь текст.
Спасибо еще раз большое, для меня самое важное в тексте - это донести свою мысль. И если удается - значит это победа ))
А насчет что вычитали - я считаю, что вот что читатель вычитал - то про это и рассказ.
Если совпадает хотя бы частично с авторской задумкой - это прекрасно.
Если что, Дон - блондин пониже ростом ))))))))
-
-
07.12.2009 в 00:45Ну это как бы очевидно - я по сайтам полазил уже) Да и когда первый раз увидел фото, у меня особых сомнений не было, кто есть кто))
-
-
07.12.2009 в 00:47Это очень радует, значит удалось написать их узнаваемо ))
-
-
07.12.2009 в 00:49В общем, решено: закончу с Оуэном - перейду на Стивенсона)
Жаль, фильмы качаются не так резво(
-
-
07.12.2009 в 00:51Они того стоят.
Идеальное кино для тихого семейного вечера.
-
-
07.12.2009 в 01:02Нет, ну почему же?.. Я только про внешность говорил. Большая цельность и большая в некоторых вещах зрелость психологическая и из текста более чем очевидна, честное слово)
Надеюсь, сумею я все-таки победить Народ, и посмотреть с супругом эти фильмы)
-
-
06.09.2010 в 20:46С удовольствием его еще раз перечитаю)
-
-
06.09.2010 в 21:00